Идиллія Бѣлаго Лотоса [Идиллия Белого Лотоса] - Мейбл Коллинз

Развѣ я ужъ раньше не слыхала, какъ подъ другими небесами ту же пѣснь пѣли другіе голоса? Не возносилась ли она ко мнѣ отъ иныхъ, давно исчезнувшихъ народовъ? Не слагалась ли она въ честь меня на многихъ, теперь забытыхъ языкахъ? И не предстоитъ-ли мнѣ еще и еще услышать ее въ грядущіе вѣка отъ новыхъ, еще не родившихся расъ, мѣста поселеній которыхъ пока даже не созданы? Она для меня — источникъ жизни, пропѣтая безъ словъ въ отдѣльномъ сердцѣ; она — вопль невысказанной страсти, скрытое безуміе „я“; вырвавшаяся изъ груди многотысячной толпы, она — крикъ поклонниковъ наслажденія, изступленная рѣчь открытой оргіи, потому что стыдъ пропалъ, и таиться больше нечего!..

Достигши своей цѣли, — бросивши въ толпу искру, которая превратилась въ пламя, подобно лѣсному пожару, охватившее ее всю, — я повернулась назадъ и направилась къ тому мѣсту, куда причалило священное судно. Мои избранники, высшіе жрецы храма, все еще стояли неподвижно въ ожиданіи моего возвращенія. О, какъ они были велики въ своихъ страстяхъ, эти цари похоти, князья по желаніямъ!..

А здѣсь-ли еще молодой жрецъ? Все ли еще выглядитъ трупомъ? Да, онъ все еще лежалъ недвижимъ, смертельно блѣдный, посрединѣ круга, образованнаго десятью жрецами, распростертый у ногъ Агмахда, который стоялъ около него.

Едва пришла мнѣ на умъ мысль о Сенсѣ, какъ мнѣ показалось, что я въ силу какого-то таинственнаго процесса отрываюсь отъ бушевавшаго моря страстей, которое передъ этимъ захлестнуло меня и унесло на своихъ волнахъ. Снова почувствовалъ я себя самимъ собой — Сенсой — понялъ, что я — не богиня, а былъ лишь поглощенъ, всосанъ, такъ сказать, ея всеохватывающей личностью, но что теперь мы — вновь съ ней разъединены.

Но я не вернулся къ блѣдному образу, безжизненно лежавшему на палубѣ священнаго судна, а перенесся въ храмъ и очутился во мракѣ; и тутъ я понялъ, что я — въ Святая Святыхъ.

Вдругъ въ окружавшей меня тьмѣ забрезжилъ свѣтъ. Я насторожился; свѣтъ все разгорался, и я увидѣлъ, что внутренняя пещера вдругъ ярко освѣтилась сіяніемъ, среди котораго стояла во весь ростъ Царица Лотоса.

Я остановился у входа въ пещеру, въ полѣ зрѣнія богини, въ ея непосредственномъ сосѣдствѣ. Я сдѣлалъ попытку, чтобы убѣжать… попробовалъ отвернуться… но не могъ… и задрожалъ такъ, какъ никогда въ жизни ни отъ чего не дрожалъ, даже отъ страха или ужаса. Она стояла неподвижно, не сводя съ меня очей, горѣвшихъ сильнымъ гнѣвомъ. Та, которая была когда-то нѣжнымъ другомъ для меня, которая ласкала меня, какъ любящая, кроткая мать, явилась теперь во всемъ своемъ величіи передо мной, и я сознавалъ, что прогнѣвалъ божество, самаго грознаго изъ всѣхъ извѣстныхъ людямъ боговъ.

— Для этого-ли ты былъ рожденъ на свѣтъ, о Сенса, любимецъ боговъ? Развѣ ради этого были открыты очи твои, а чувства сдѣланы доступны высшему воспріятію? Теперь ты знаешь, что не ради этого, потому что эти ясновидящіе глаза и тонкія чувства послужили, наконецъ, и тебѣ самому, своему владыкѣ, показавъ тебѣ кому и чему ты до сихъ поръ служилъ. Что-же, ты и послѣ этого намѣренъ ей дальше служить? Теперь ты — мужчина: можешь выбирать сознательно. Или ты такъ низко палъ, что хочешь на вѣкъ остаться ея рабомъ? Въ такомъ случаѣ — иди! Я явилась сюда, чтобы очистить свое святилище, потому что не допущу дальнѣйшаго оскверненія его. Пусть оно стоитъ безгласное, и пусть люди забудутъ о томъ, что есть боги! Но я не могу допустить, чтобы искушала ихъ тьма и обманывали лживыя уста. Иди! Святилище мое онѣмѣло, и голосъ его замеръ; я замкну дверь его, и никто уже не вступитъ въ него! Я буду скрываться здѣсь, въ одиночествѣ и молчаніи, да безгласной проживу вѣка, и люди скажутъ, что я умерла. Пусть такъ! Но пройдутъ вѣка, настанутъ другія времена, сыны мои снова возстанутъ, и тьма разсѣется! Иди! Ты выбралъ! Спускайся все ниже и ниже! Ты лишился своего высокаго званія! Оставь меня! Не нарушай молчанія святыни!

Она подняла руку такимъ повелительнымъ царственнымъ жестомъ, приглашая меня оставить ее, что я не могъ ослушаться; удрученный, съ низко опущенной головой, я повернулся и медленными шагами направился къ наружной двери святилища; но ни открыть ея, ни уйти изъ капища, ни даже двинуться съ мѣста я не могъ: тоска отчаянія сжала мнѣ сердце и приковала ноги мои къ полу. Я опустился на колѣни, и изъ моей груди вырвался вопль: — Мать! Царица и мать!

Прошло нѣсколько мгновеній въ благоговѣйномъ молчаніи, въ теченіе которыхъ я все чего-то ждалъ, терзаемый душевнымъ голодомъ и отчаяніемъ.

Среди наступившей тишины воспоминанія прошлаго выступали изъ окружавшаго меня мрака и страшной вереницей проходили передо мной. Я видѣлъ себя глашатаемъ и оракуломъ того порожденія тьмы, черную душу котораго я теперь такъ хорошо зналъ; видѣлъ себя слѣпо исполнявшимъ свои гнусныя обязанности, не разбираясь въ ихъ значеніи, помышлялъ лишь о предстоявшихъ удовольствіяхъ, служившихъ для меня приманкой и наградой; видѣлъ себя добровольно отдававшимъ душу и умъ на поруганіе, мирившимся съ оцѣпенѣніемъ, въ которое ихъ сознательно повергали жрецы, какъ пьяница мирится съ похмѣльемъ; и въ этихъ воспоминаніяхъ неизмѣнно переплетались между собою постыдное дѣло и чувственныя наслажденія. И прошлое это показалось мнѣ такимъ грознымъ и живучимъ въ своей яркости, обвиненія его были такъ ужасны, что я вторично воззвалъ изъ мрака: — Мать! Спаси меня!

Въ тоже мгновеніе я почувствовалъ, какъ богиня коснулась моего лица и руки, а въ ушахъ и сердце у меня прозвучали слова: — Ты спасенъ! Будь силенъ!

И свѣтъ озарилъ мои глаза. Но я ничего не видѣлъ: потоки слезъ смывали съ нихъ послѣдніе слѣды страшныхъ картинъ, прошедшихъ передъ ними…

Глава V.

Я былъ внѣ святилища и чувствовалъ на лицѣ нѣжное прикосновеніе воздуха; открывъ глаза, я увидѣлъ надъ собой далекое небо съ ярко сіявшими въ его глубинѣ звѣздами; я лежалъ распростертый на палубѣ съ ощущеніемъ какой-то странной разбитости и усталости во всемъ тѣлѣ. Когда я проснулся, меня поразилъ стоявшій въ воздухѣ гулъ отъ криковъ и пѣсенъ тысячеголосной толпы. Что бы это значило?

Я слегка приподнялся и осмотрѣлся. Я лежалъ посреди малиноваго круга, окруженный десятью высшими жрецами. Агмахдъ стоялъ рядомъ со мной и внимательно слѣдилъ за мной глазами. Мой взглядъ остановился на немъ и я ужъ не могъ оторвать отъ него глазъ. Неужели я когда нибудь могъ бояться его, этого безжалостнаго, безсердечнаго, бездушнаго подобія человѣка? И я боялся его, этого безчеловѣчнаго созданія? Да, но теперь онъ больше не былъ мнѣ страшенъ! Я снова обвелъ глазами окружавшихъ меня кольцомъ жрецовъ, вглядываясь въ ихъ сосредоточенныя, полныя гордаго самомнѣнія лица; и я видѣлъ, какъ въ сердцѣ каждаго изъ нихъ глубоко притаилась змѣя похоти, непрерывно жалившая ихъ, видѣлъ неутолимую жажду наслажденій, терзавшую ихъ. Нѣтъ, робѣть передъ этими людьми я ужъ больше не могъ: небесный свѣтъ придалъ мнѣ мужества. Я всталъ на ноги и увидѣлъ громадное стеченіе народа, тѣснившагося на обоихъ берегахъ рѣки, подъ яснымъ звѣзднымъ небомъ. Теперь я понялъ откуда шли поразившіе мой слухъ крики: было ясно, что людей охватило безуміе; кто опьянѣлъ отъ любви, кто — отъ вина, кто — былъ въ полномъ изступленіи…

Множество небольшихъ лодокъ покрыли рѣку, тѣснясь вокругъ храмовыхъ суденъ, подплывая къ нимъ съ дарами для богини, которую ея поклонники въ эту ночь видѣли, слышали, осязали.

Священное судно, на которомъ я находился, глубже погружалось въ воду подъ тяжестью приношеній, которыя люди, приподнимаясь въ лодкахъ и на плотахъ, стоявшихъ бокъ о бокъ съ нимъ, бросали на его палубу, тутъ были деньги, золотые и серебряные сосуды, украшенные ярко сверкавшими драгоцѣнными камнями, богатые уборы, дорогія ткани… Агмахдъ, смотрѣвшій на быстро разроставшіяся горы богатствъ, презрительно улыбался: конечно, они могли быть полезны храму, но для себя лично онъ не такихъ сокровищъ жаждалъ и не для достиженія этого трудился…

Вдругъ, душа во мнѣ проснулась и затрепетала; я почувствовалъ, что не могу оставаться дольше безучастнымъ и безгласнымъ свидѣтелемъ происходившаго вокругъ меня. Знакомъ я далъ понять народу, что хочу говорить; шумъ началъ стихать, мало-по-малу тишина распространилась на всю толпу и я заговорилъ громкимъ голосомъ:

— Выслушайте меня, поклонники богини! Знаете-ли вы, какому божеству служите? Вслушайтесь въ рѣчи, которыя она только-что нашептывала вамъ на ухо и судите сами! Взгляните въ свои сердца и если она изсушила ихъ жгучимъ пламенемъ страстей, то знайте, что она — не истинная богиня! Ибо нѣтъ истины внѣ мудрости. Внемлите, я возвѣщу вамъ слова, провозглашенныя въ Святая Святыхъ, духомъ свѣта, нашей истинной Царицей — Матерью. Знайте, что лишь въ добродѣтельной жизни, въ чистыхъ помыслахъ и праведныхъ дѣлахъ обрѣтете вы душевный миръ. Оглянитесь вокругъ себя: развѣ разыгравшаяся здѣсь оргія — подходящая обстановка для богини Истины? И развѣ вы достойные поклонники ея, вы, подъ открытымъ небомъ опьянѣвшіе отъ вина и страсти? Вамъ-ли съ наглыми рѣчами и нечестивыми пѣснями на устахъ, съ сердцами, омраченными гнусными помыслами, уже готовыми облечься въ постыдныя дѣла, называть себя служителями духа свѣта и непорочности? Нѣтъ и нѣтъ! Тысячу разъ нѣтъ!.. Преклоните слухъ къ моимъ словамъ: Царица мудрости осѣняетъ васъ крыльями своей безграничной и всепрощающей любви. Падите на колѣни, прострите руки къ небу, обратитесь съ горячей мольбой къ ея вѣчно благотворной силѣ, да сжалится она надъ вашей духовной безпомощностью и да поможетъ вамъ сдѣлать новое усиліе, чтобы вступить на стезю добра!